На протяжении 1933 – первой половины 1934 гг. между «наци номер два», министром внутренних дел Пруссии Германом Герингом и рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером развернулась яростная борьба за власть над тайной государственной полицией, становившейся главным инструментом укрепления диктаторского режима.
20 апреля 1934 года, в день рождения фюрера, рейхсминистр и рейхсфюрер пришли к соглашению, по которому верховное руководство гестапо оставалось за Герингом, но фактическим его главой становился Гиммлер, а занимавшего этот пост Рудольфа Дильса отправили в отставку. Следом за ним рейхсфюрер изгнал с ключевых постов ряд его ближайших сотрудников, но Лемана не тронули. Более того, Вилли был повышен в чине и принят в СС, что свидетельствовало о доверии к нему нового шефа политической полиции.
Когда стало ясно, что положение «Брайтенбаха» упрочилось, о чем тот не преминул сообщить, берлинская резидентура советской разведки расконсервировала связь с ним, на время свернутую из соображений предосторожности, и стала давать задания все более важные и сложные. По просьбе Центра он добыл ряд строго секретных документов о структуре, кадрах и деятельности гестапо, СД (в тот период служба безопасности нацистской партии, в дальнейшем наделенная теми же функциями в масштабе всего государства), абвера (военная разведка и контрразведка). От него поступили тексты шифротелеграмм различных ведомств рейха с их расшифровкой, которые помогли советской дешифровальной службе получить ключ к некоторым немецким кодам.
На Лубянке высоко оцени-
вали результаты деятельности «Брайтенбаха». Не случайно в 1940 году немецкий отдел разведки НКВД, составляя справку об этом агенте высшему руководству, докладывал: «За время сотрудничества с нами с 1929 года «Брайтенбах» передал нам чрезвычайно обильное количество подлинных документов и личных сообщений… предупреждал о готовящихся арестах и провокациях в отношении нелегальных и «легальных» работников резидентуры в Берлине… сообщал сведения о лицах, разрабатываемых гестапо, наводил также справки по следственным делам в гестапо, которые нас интересовали…» Говоря о спасенных Леманом от ареста советских разведчиках, нельзя не вспомнить, например, об Арнольде Дейче, работавшем в Германии нелегально под именем Стефана Ланга. Немецкая контрразведка напала на его след и уже был подписан ордер на арест, но благодаря «Брайтенбаху», вовремя сообщившему об этом советскому резиденту через «Бетти» (Василия Зарубина), «Ланг» успел выехать за пределы рейха прежде, чем его объявили в розыск.
Дальнейшей страной пребывания Ланга-Дейча стала Великобритания. Здесь он вовлек в разведывательную деятельность в интересах Советского Союза Кима Филби, Дональда Маклина и Гая Берджеса – членов знаменитой «Кембриджской пятерки», многие годы передававших Москве секретную информацию стратегической важности.
Вхожий и к Гиммлеру, и к Герингу, Леман посвящал советскую разведку во все тщательно скрывавшиеся официальным Берлином перипетии борьбы за власть в «третьем рейхе». Это в первую очередь от него советское руководство узнало подробности кровавой чистки 30 июня – 2 июля 1934 года, вошедшей в историю под названием «Ночь длинных ножей».
Тогда фюрер, как известно, беспощадно разделался с мешавшими ему в установлении полного господства вожаками штурмовых отрядов (СА), на которых он опирался в прежние годы, до создания СС и гестапо, а заодно уничтожил группу ставших неугодными политических деятелей. Среди них оказались и бывший канцлер Германии генерал Курт фон Шлейхер, и один из праотцов НСДАП Грегор Штрассер, и многие лица из окружения другого бывшего канцлера Франца фон Папена.
Гитлеровское руководство представило эту резню как необходимую, вынужденную меру – «подавление широчайшего заговора», якобы затевавшегося начальником штаба СА Эрнстом Ремом и его сообщниками-штурмовиками с целью «совершения государственного переворота».
Истинная же причина устранения Рема и его «гвардии», как и подлинные масштабы резни, в нацистской Германии были окружены непроницаемой тайной. Достаточно сказать, что, выступая 13 июля в рейхстаге, Гитлер назвал такие цифры: расстрелян 61 мятежник, среди них 19 главарей штурмовиков, еще 13 человек погибло «при сопротивлении аресту» и трое покончили с собой, всего 77 человек. В документах же Нюрнбергского трибунала 1946 года указано, что на самом деле в ходе «Ночи длинных ножей» гитлеровцами было уничтожено 1076 соотечественников, причем большинство являлись членами НСДАП. Кстати, среди убитых оказались все рядовые нацисты, причастные к поджогу рейхстага в феврале 1933 года,– они слишком много знали.
Чтобы замести следы массовых убийств, утром 2 июля службам гестапо, полиции безопасности и штабам СС в немецких землях были направлены срочные распоряжения Геринга и Гиммлера: «По приказу верховных властей все документы, связанные с операциями, проведенными за последние два дня, должны быть сожжены. Отчитаться немедленно по выполнении…»
Об этом приказе широкая общественность Германии узнала лишь после Мюнхенского процесса 1957 года, специально рассматривавшего дела об убийствах 30 июня – 2 июля 1934 года. Советское руководство получило исчерпывающую информацию о подробностях подавления «заговора засонь», как иронично окрестили эти события историки, что называется, по горячим следам. О них сообщала берлинская резидентура ведомства Генриха Ягоды, основным же источником сведений значился «Брайтенбах».
Детали организации и проведения «Ночи длинных ножей», от Лемана попавшие в разведсводки для высшего советского руководства, как можно предполагать, докладывались Сталину, пристально следившему за событиями в Германии. Вероятно, по достоинству оценив саму идею быстрого очищения верхнего слоя партийно-государственного аппарата от чересчур требовательной к вождю «старой гвардии», советский лидер скептически оценил ее слишком шумное исполнение, заставившее Гитлера оправдываться перед нацией и всем миром в рейхстаге. Путь выколачивания самооговоров и проведения судебных процессов над «фашистскими заговорщиками», видимо, показался ему более продуктивным… Так разведка невольно внесла свою лепту в трагедию 1937 года, бумерангом ударившую и по чекистам, хотя, разумеется, этот факт ни в коей мере не умаляет их заслуг.
С 1934 года Германия начинает все более активную подготовку к реваншу за поражение в Первой мировой войне. Проблема обеспечения секретности в военной промышленности, сохранения в тайне масштабов стремительно расширявшегося производства вооружений и стратегических материалов, новых разработок боевой техники выходит на первый план. Гиммлер возлагает на Лемана контрразведывательное обеспечение всех объектов военной промышленности Германии. Инспектируя их, участвуя в совещаниях по военным вопросам и присутствуя на испытаниях новейших самолетов, танков, орудий, «Брайтенбах» оказывается посвящен во все проекты, над которыми работают немецкие конструкторы, знает обо всех крупных достижениях. Москва получает от него бесценную информацию военно-технического характера, узнает о самых сокровенных тайнах усовершенствования гитлеровской военной машины.В романе Семенова Штирлиц попадает под подозрение, вспомним, в связи с делом о пропавшей немецкой ракете «Фау», которое всплыло весной 1945 года. Вероятный прототип интересовавшегося научными открытиями штандартенфюрера, Леман в жизни стал заниматься сбором сведений о работах германских ученых и инженеров по ракетной тематике десятилетием раньше.
В 1935 году «Бетти» (Зарубин) получил от него первые сообщения о начатых в Германии разработках в этой области. В конце того же года контрразведчику пришлось обеспечивать по своей линии испытания принципиально нового вида оружия – ракет на жидком топливе, способных поражать цели на удалении сотен километров. Их проводил молодой инженер Вернер фон Браун. Подробный письменный доклад «Брайтенбаха» об увиденном на полигоне Пенемюнде был доложен внешней разведкой НКВД Сталину, Ворошилову и Тухачевскому.
Высшее советское руководство, видимо, заинтересовалось этой проблемой, потому что вскоре Разведуправление Генерального штаба Красной армии прислало берлинской резидентуре разведки НКВД длинный перечень вопросов по ракетной тематике, требующих уточнений. На ряд их Леман сумел найти ответы.
Государственному и военному руководству СССР были доложены переданные «Брайтенбахом» сведения о создании фирмой «Хорьх» нового типа боевой машины с металлической противопульной защитой – бронетранспортера, фирмой же «Хейнкель» – истребителя, имеющего цельнометаллический фюзеляж; о закладке на 18 верфях Германии сразу 70 подводных лодок различных классов, что свидетельствовало о намерении в будущей войне на море сделать ставку на широкомасштабные операции с участием субмарин. От Лемана в СССР узнали о работах немецких химиков в области создания заменителей нефти и горюче-смазочных материалов, которых остро не хватало вермахту; о создании засекреченного завода по производству боевых отравляющих веществ, что подтверждало самые худшие опасения: Гитлер готовится повести и химическую войну.
«Брайтенбах» передал копию разработанной командованием вермахта секретнейшей инструкции, в которой перечислялись 14 новейших видов немецкого вооружения, находящегося в стадии изготовления или проектирования. Информацию о них предписывалось «во всех случаях хранить в строжайшей тайне». Наконец от Лемана поступил экземпляр доклада 1937 года с грифом «Особой важности, только для высшего руководства», озаглавленного «Об организации национальной обороны Германии».
Разумеется, кроме качественных характеристик германской техники, как производимой, так и разрабатывавшейся, Вилли сообщал о количественных показателях военного производства. Ведь по долгу службы он отлично знал, какие именно заказы выполняют ведущие концерны рейха, с какой мощностью работают, что делается для расширения выпуска военной продукции и что его тормозит. Передававшиеся им материалы в сопоставлении с другими источниками позволяли советским военачальникам объективно оценивать ударную мощь вермахта и то, какими темпами она наращивается.
У читателя, вероятно, уже возник вопрос: а что, собственно, побудило успешно продвигавшегося по службе полицейского чиновника, по убеждениям отнюдь не коммуниста и вовсе не склонного к авантюрам, уравновешенного и рассудительного человека, вдруг самому предложить свои услуги разведке СССР и много лет рисковать жизнью, занимаясь сбором и передачей информации в интересах Советского Союза?
Деньги? Но Леман, как видно из архивного дела, относился к ним очень спокойно и отнюдь не бедствовал. Его жена Маргарет получила в наследство гостиницу с рестораном, приносившие стабильный доход, да и жалованье было не столь уж скудным. Принимая конспиративно время от времени денежные суммы от берлинской резидентуры (не очень значительные), Вилли неизменно заявлял об их достаточности.
Так, может, тщеславие? Но Леман вовсе не страдал болезнью неутоленного честолюбия. Тогда что же?
