«Русские солдаты! Хватить проливать кровь за жидов и коммунистов! Переходите к нам! Обогреем, накормим, дадим закурить и отправим на отдых в наш тыл! Война для вас закончится!». И так почти каждое утро: «Иван? Хочешь хлеба?»…Сверху, с самолетов, с подобным текстом на нас сбрасывались листовки. Издевались они над нами беспощадно. Зная, как мы делим продукты — хлеб или сухари, сахар и прочее, кричали: «Рус, кому? Политруку!» (Делили продукты мы так: кто-то из нас раскладывал на плащ-накидке по порциям положенную норму, все отварачивались и он, пальцем показывал на порцию, спрашивал: «кому?», а я, также отвернувшись, называл фамилию). Всё было честно, по-братски! Иногда нервы не выдерживали и мы открывали огонь по «матюгальнику». На какое-то время они умолкали, а потом всё повторялось…
В феврале 1942 года, когда немцы пробивали «коридор» из Демянского котла, нас в экстренном порядке перебросили закрывать брешь на участке прорыва внешнего обвода кольца окружения немцев. Сейчас некоторые историки нередко заявляют, что красноармейцы ходили в непрерывные атаки, заваливая своими трупами немецкие траншеи, оставляя на поле боя горы убитых тел. Я такого лично не видел, а вот груды убитых немцев перед нашими пулеметами, в те дни повидал.
Четверо суток непрерывного боя. Пьяные немцы лезли в атаку напролом , через горы своих убитых, а мы их «косили», одурев от происходящего, нам только успевали подносить патроны. Немцы подходили на пятьдесят метров, но через нас пробиться не смогли. Словами трудно описать, что там творилось. Это был сущий ад!
Наши потери были очень велики, но и немцев там уложили многие и многие сотни.
За четыре дня у меня убило четверых подносчиков патронов. Первый был Петров, вторым какой-то украинец, а остальные вообще были незнакомыми…
Я был ранен в голову, но спас танкистский шлем, который я по старой памяти о былой службе носил под каской. Пуля, задев танкошлем, прошла по касательной. После перевязки поле боя не покинул. Скажем прямо и открыто — это была настоящая бойня.
А говорили до этого так: «Сварим в котле немцам настоящую «Демьянову уху»…
Немцы пробили коридор севернее нас и бои под Демянском затянулись еще на год с лишним, до начала 1943 года. Известно, что в ходе этих боёв было уничтожено шесть немецких дивизий, а наши потери кто считал? Вот вам и «тихий» Северо-Западный Фронт!
- Вы воевали пулеметчиком РПД. Каким был максимальный боекомплект к пулемету в условиях нехватки патронов? Чем был еще вооружен расчет ручного пулемета?
- Всегда имел при себе 3-4 диска, да еще несколько дисков у второго номера.
Мне другого оружия не полагалось, а у второго была винтовка. Патроны при стрельбе экономили, в «белый свет, почем зря» не стреляли. Бить наверняка из РПД можно только подпустив противника метров на 100-150. Если немцы находились дальше, стрелять по ним из «ручника» смысла не имело.
При себе расчет имел несколько ручных гранат. Как-то на болотной гати я нашел револьвер «наган», сразу положил его за пазуху, но так как мне по штату такого оружия не полагалось, я отдал револьвер взводному в подарок, когда его раненого отправляли в госпиталь.
- Револьвер не оставили у себя из-за «пехотных примет и суеверий»?
- Не совсем так. Наган в бою пригодится всегда.
Но никогда не брал разного трофейного барахла или чужого. Был убежден — возьму что-нибудь — обязательно убьет. С войны ничего не привез. Только швейцарские часы с черным циферблатом, да и то это был подарок от полковых разведчиков.
- Выжить на войне надеялись? Или были фаталистом?
- По обстановке. Но фаталистом никогда не был.
Бывало и так, что остаться в живых и не чаял. Но старался об этом не думать.
На передовой инстинкт самосохранения быстро притуплялся или полностью исчезал.
Мне много раз приходилось ходить в атаки, а в конце войны, когда я получил офицерское звание, самому поднимать людей в атаку. Перед тем как встать под пули, в голове появлялись «черные» мысли, думал, что, возможно, последние секунды живу на этой земле. В конце войны идти в атаку было особенно тяжело.
Но надо встать первым, ведь на тебя все смотрят, ты офицер, и должен выполнить свой долг, подавая пример подчинённым. Иначе нельзя!
Насчет фатализма… Думаю, нашими жизнями распоряжался «Его Величество Случай».
Вот вам простой пример. Весной сорок четвертого я лежал в госпитале после второго ранения. Из операционной привезли в палату новичка, положили на свободную пятую койку. Он представился — «Пальман, командир «сорокопятки». Остальное расскажу потом» и сразу заснул. На следующий день, по заведенной в госпитале традиции новичок рассказал о себе. Это был Михаил Пальман, двадцатитрехлетний белорусский еврей, сын учителя из Лепеля, кавалер трех медалей «За Отвагу» (третью медаль ему вручали прямо в госпитальной палате).
Пальман начал войну 22 июня 1941 под Брестом, будучи кадровым красноармейцем-артиллеристом. Он рассказал об одном эпизоде в бою под Синявино, где получил последнее ранение. В ходе боя были убиты наводчик орудия и заряжающий. Оставшись из расчета один, раненый, Пальман, продолжая вести огонь, уничтожил ещё один пулемёт противника. Бой начал затихать. Вдруг он почуствовал сильный удар в грудь, упал и потерял сознание. Очнулся, когда его подобрали на высоте наши санитары. Пуля немецкого снайпера, летевшая прямо в сердце, попала в медаль «За Отвагу» и рикошетом ушла в сторону… Это спасло его от верной смерти.
Вот вам и «Его Величество Случай»! У меня самого было несколько подобных случаев, когда каким-то непонятным образом я оставался в живых (например, в первом бою под Валдаем, в Демянской «мясорубке» при форсировании реки Великой).
