Когда люди (или кто там) далёкого будущего будут писать историю примитивной цивилизации начала XXI века, то лучшим способом восстановить картину утраченного станет археология. Что ждёт наши архивы и музеи, наглядно продемонстрировала судьба Александрийской библиотеки.
Что же через 100 тыс. лет археологи смогут сказать о нас? Очень редким артефактам удастся избежать уничтожения и разложения. От вас, дорогой читатель, почти наверняка не останется ничего. О том, что было 100 тыс. лет назад, когда первые люди современного типа покидали Африку, мы догадываемся только по каменным орудиям и нескольким ископаемым останкам.
Кости ваши тоже, скорее всего, не сохранятся. Фоссилизация — чрезвычайно редкое явление, особенно в мире сухопутных животных. Но поскольку нас уже 7 млрд, что-то да обязательно окаменеет. И произведёт фурор.
Реже всего встречаются «мгновенные окаменелости». Они образуются, когда животные (и люди) умирают в богатых кальцием сезонных прудах и болотах или в пещерах. В обоих случаях есть шанс, что кости минерализуются достаточно быстро и выиграют гонку у процессов разложения, отмечает палеобиолог Анна Кей Беренсмейер из Национального музея естественной истории (США). Например, на юге Кении найдена кость антилопы гну, которая превратилась в камень в течение двух лет.
На кладбищах наши останки искать не будут: тела, похороненные таким образом, превращаются в пыль за нескольких веков. Наиболее богатые месторождения наших костей, вероятно, будут обнаружены в вулканическом пепле или в осадке, которым покрывают трупы азиатские цунами, говорит г-жа Беренсмейер. Несколько тел мумифицируются в торфяных болотах или высокогорных пустынях. Но если впоследствии условия изменятся, то останки исчезнут.
Такая же судьба ждёт наши дома и артефакты. Прибрежные города затопит, здания обрушатся. Через несколько тысячелетий растворится бетон. Но археологи будущего смогут найти следы чёткой прямоугольной формы в расположении песка и гравия — верный признак того, что на этом месте существовала цивилизация. «Природа ничего подобного не создаёт», — подчёркивает Ян Заласевич из Лестерского университета (Великобритания).
Проще всего будет обнаружить наши самые крупные сооружения — карьеры и плотины. Александр Роуз, исполнительный директор американского фонда Long Now, полагает, что плотина Гувера и три китайские дамбы содержат такие объёмы бетона, что какая-то часть обязательно останется. Кроме того, некоторые наши творения (например, хранилище ядерных отходов Онкало в финском Олкилуото) специально спроектированы для того, чтобы просуществовать эти 100 тыс. лет.
У нас есть ещё один масштабный строительный проект — наши замечательные свалки. Именно там в конечном итоге оказываются практически все продукты человеческой культуры. Как правило, заполненные свалки запечатываются непроницаемым слоем глины, и содержимое лишается доступа к кислороду — главному врагу консервации. «Думаю, можно говорить, что эти места будут оставаться анаэробными в течение геологического времени, — считает Мортон Барлас из Университета штата Северная Каролина (США). В таких условиях разложения смогут избежать даже некоторые органические материалы — например, натуральные ткани и дерево. Правда, на протяжении тысячелетий они будут постепенно превращаться в нечто, напоминающее торф или бурый уголь, говорит Жанна Боне из Университета Иллинойса (США).
Немногие материалы сохранятся в нетронутом виде. Прежде всего это камень, но мы им почти не пользуемся; выживут лишь некоторые статуи (если избегут эрозии). Керамическая плитка и кофейные кружи могут существовать вечно — точно так же, как черепки самых ранних человеческих культур. Железо ржавеет быстро, но у нас есть титан, нержавеющая сталь и золото. Например, золото гробницы фараона Тутанхамона пролежало практически без изменений пять тысяч лет. «Ничего с ним не случилось бы, пролежи оно и сто тысяч лет», — подчёркивает г-н Роуз. Содержимое ноутбуков проржавеет, но титановый корпус останется — и археологи будущего восстановят нашу современную религию по изображению яблока на крышке.
Самое главное заключается в том, что мы не знаем, какие аспекты нашей цивилизации будут интересны потомкам. Например, сегодня мы изучаем древних людей, держа в голове теорию Дарвина: вещь, совершенно немыслимая ещё двести лет назад. Если до потомков дойдёт что-то из нашей литературы, это будет рассказ не о нас, а том, что мы, примитивные существа, думали о себе.
Судьба нашей культуры будет напоминать полистироловые кофейные стаканчики. Они не разлагаются ни одним известным микроорганизмом и могут просуществовать миллионы лет. Но они превратятся в комки и обрывки непонятной формы, и археолог сломает голову, пытаясь понять, для чего нам нужны были эти странные предметы.
